Поле правозащитной деятельности по делам об экстремизме
26 ноя 2015
Экспертная практика показывает, что наиболее продуктивным и обеспечивающим взаимопонимание экспертов и правозащитников является путь, который начинается со строгого разграничения тех случаев, когда экспертиза усиливает позицию защиты, и тех случаев, когда отсутствуют какие-либо объективные показатели такой интерпретации спорного текста.
К случаям, когда какая-либо возможность для интерпретации вне правового поля отсутствует, относятся очевидные экстремистские тексты, содержащие прямые призывы к насилию в отношении тех или иных групп лиц, явные высказывания о неполноценности их представителей, содержащие нацистскую символику и т.п.
К текстам, допускающим интерпретацию вне правового поля, относятся главным образом о специфические тексты: религиозные, художественные, публицистические, игровые.
Религиозные тексты.
В последние годы достаточно громко прозвучали несколько вызвавших большой резонанс в мировом сообществе дел о попытках признать экстремистскими религиозные тексты. Последней каплей в этом вопросе стала попытка признания экстремистским Корана. В результате был подписан закон, выводящий за пределы правового поля канонические вероучительные тексты – Библию, Коран, Танах и Ганджур. Однако в этот список не вошло огромное количество иных вероучительных текстов, которые теоретически можно проверять на экстремизм, что и продолжает осуществляться компетентными органами.
В то же время и соответствующими религиозными сообществами, и сообществом экспертным признается, что применять к религиозному тексту тот же экспертный подход, что и ко всем иным текстам, неправильно. Религиозный текст в плане экспертизы характеризуется следующей спецификой:
это текст, который подготавливался в иной исторический период, как правило, в глубокой древности, и для его интерпретации соответственно требуется анализ исторического и культурного контекста – в противном случае современный читатель просто не сможет его понять. Именно поэтому распространено издание подобных текстов с комментариями и пояснениями, которые служат мостиком между сознанием современного человека и жителя первого, второго и т.д. веков нашей эры;
всякий религиозный текст имеет своей основной целью приобщение адресата к определенной вере и укрепление этой веры.
Приведем пример. В 2012 году в экспертном сообществе достаточно громко прозвучало дело о признании экстремистским материалом книги «Бхагавад-Гита как она есть». Было сделано несколько экспертных заключений, в том числе противоречащих друг другу.
В одном заключении эксперты сделали вывод о том, что в книге содержатся «признаки разжигания религиозной ненависти, унижения достоинства человека по признакам пола, расы, национальности, языка, происхождения, отношения к религии». В частности, в заключении утверждалось, что комментарий Бхактиведанты Свами Прабхупады «насыщен унизительными определениями всех, кто не является последователями его учения о Кришне, либо вообще не знающих и не верящих в „верховного бога“ Кришну». Утверждалось, что оскорбления выражены такими словами, как «глупец», «невежда», «недалёкий», «демон», «свинья», и что автор - Бхактиведанта Свами Прабхупада - унижает неверующих, используя такие слова, как «лишены», «обречены», «не способны оценить» в соответствующих контекстах. Утверждение автора о том, что о женщинах следует заботиться, как о детях, эксперты сочли «унижением по половому признаку».
В другом заключении, авторами которого были религиовед, психолог и лингвист, эксперты разошлись во мнениях: психолог и лингвист обнаружили в тексте признаки экстремизма, а религиовед нет. Психолог и лингвист пришли к выводу, что «отдельные элементы текста содержат нелицеприятные высказывания дискриминационного характера в отношении неопределённого круга лиц». По их мнению, в книге ведётся «пропаганда интеллектуальной и социальной неполноценности человека по признаку его отношения к обосновываемым „Бхагавад-гитой“ религиозным ценностям». В комментариях Прабхупады эксперты нашли «формулировки, возвышающие последователей учения над представителями иных вероисповеданий» и «выражения, унижающие честь и достоинство „непросвещённых“», в адрес которых употребляются такие оскорбительные слова, как «демоны», «ослы», «вьючные животные», «нелюди». Кроме того, эксперты высказали мнение, что «книга пропагандирует ограничение свободы женщин».
Очевидно, что авторы заключений, за исключением религиоведа, который не нашел в спорном тексте ничего специфического по сравнению с любыми иными религиозными текстами, не учли оба значимых параметра текста:
негативные оценки иноверцев выполняют функцию привлечения людей в свою религию, а не функцию возбуждения вражды, ненависти к кому-либо;
некоторые утверждаемые в книге нормы и правила связаны с традиционными культурными ценностями и не являются утверждениями о чьей-либо неполноценности, в частности, суждения относительно неравенства женщин мужчинам и необходимости заботиться о них, как о детях.
Само собой, не всякий религиозный текст автоматически выпадает из правового поля, и утвержденный Госдумой закон об этом свидетельствует, хотя представители религиозных сообществ и выступают за расширение списка неподсудной литературы.
Художественные тексты.
Художественный текст как объект филологии имеет давние и устоявшиеся традиции исследования. В лингвистике выделяют следующие значимые характеристики художественного текста:
отсутствие непосредственной связи между коммуникацией и жизнедеятельностью человека;
наличие эстетической функции;
имплицитность содержания (наличие подтекста);
установка на неоднозначность восприятия;
установка на отражение нереальной действительности (художественные тексты представляют не модель действительности, а сознательно конструируемые возможные модели действительности).
Выполнение эстетической функции, отсутствие прямой связи с реальным миром и многозначность художественного текста делают его неподсудным. Однако в области правоприменения эта презумпция не работает, и в соответствующих случаях следствие и суд должны тщательно рассмотреть все значимые характеристики художественного текста, вовлеченного в сферу применения антиэкстремистского законодательства.
Именно экспертный подход к художественному тексту как специфическому объекту позволяет подобрать значимые лингвистические аргументы и задать объективный вектор интерпретации, работающий на усиление позиции защиты.
Приведем пример. На сайте СМИ была опубликована новость о том, что представители русской православной церкви в одном из приморских городов России запретили праздновать день ВМФ традиционным и привычным для военных образом, а именно – с переодеванием в Тритона, русалок и морских чертей и соответствующим водным шоу. Аргументировалось этот тем, что для православных русских людей неправильно и неуместно переодеваться в нечисть. К данной новости был размещен комментарий читателя следующего содержания: «Нечисть-это попы… Заколотить их всех в одну большую бочку и отправить по волнам…».
По данному высказыванию было дано три заключения трех разных экспертов. В первом заключении заколачивание в бочки было интерпретировано как призыв к враждебным действиям в отношении представителей РПЦ. В двух других экспертами была учтена специфика художественного текста и общий контекст комментария:
высказывание отсылало читателей к прецедентному тексту – сказке о царе Салтане, т.е. путем квалификации жанра сказки действия, о которых шла речь, не могли быть интерпретированы как враждебные, насильственные, т.е. тождественные убийству, геноциду и т.п.;
высказывание в контексте имело коммуникативную цель не призвать к насилию, а в игровой форме выразить отношение автора к содержанию новости: священники, называющие ряженых нечистью, недопустимой участию в государственном празднике, сам нечисть, и это их вмешательство в светскую жизнь неуместно и неправильно.
В данном случае речь идет, естественно, не о полноценном художественном тексте, а лишь об отсылке к нему, и тем не менее эта отсылка характеризуется именно такими чертами художественного текста – ирреальность и выполнение эстетической функции, которые выводят его за пределы правового поля.
Те же принципы экспертного исследования могут применяться не только к самим художественным текстам и аллюзиям на них, но и к текстам политического и т.п. содержания, выполненным в жанрах художественной литературы – например, пародии.
Публицистические тексты.
Проверка на экстремизм публицистических текстов известна в наше время по многочисленным новостям о возбуждении дел в связи с высказываниями то одного, то другого депутата (Жириновского, Мизулиной, Милонова и др.) в Твиттере, на митингах, в рамках интервью и т.д. Особенность публицистического текста, как и высказываний в интервью конкретных лиц по конкретным проблемным вопросам, заключается в их полемическом характере: они создаются с целью указать на то, что, по мнению адресанта, является проблемной ситуацией и требует как публичного обсуждения, так и решения.
Тем не менее распространены дела о признании экстремистскими различных статей, содержащих критику существующей власти, действий отдельных ее представителей, суждения о том, какие действия надлежало бы предпринять, чтобы изменить некую неблагоприятную ситуацию, и т.д. Приведем не вполне показательный с точки зрения правозащитной деятельности пример, который тем не менее показателен в плане различий в экспертной квалификации публицистического текста. Речь идет об интервью Малики Яндарбиевой, жены Зелимхана Яндарбиева. По данному делу было дано два заключения, одно от ГЛЭДИС, другое от РФЦСЭ.
В интервью Яндарбиева говорила о своем взгляде на российско-чеченские отношения. Эксперты так описывают ее позицию: В репликах Яндарбиевой наблюдается отчетливое противопоставление двух обобщенных групп: «мы» и «вы». Группа «мы» положительно оценивается Яндарбиевой, группа «вы» – отрицательно. К группе «мы» М. Яндарбиева причисляет себя, ее погибшего мужа, Басаева и Масхадова как представителей чеченского народа, которые ведут борьбу против российских оккупантов и не являются, по утверждению Яндарбиевой, террористами. К группе «вы» Яндарбиева относит обобщенный образ России, который оценивается негативно.
В репликах М. Яндарбиевой … имеются высказывания, положительно оценивающие деятельность международных террористов, оправдывающие вооруженные действия чеченских боевиков в Дагестане, обосновывающие захват заложников необходимостью привлечения внимания общественности к политическим проблемам, оправдывающие нарушение целостности Российской Федерации.
В то же время эксперт А.А. Смирнов (АНО «Лаборатория прикладной лингвистики») высказывал противоположное мнение на этот счет, аргументируя свою позицию лингвистическим экспериментом: в какой коммуникативной ситуации (при каких условиях) Яндарбиева могла бы иначе ответить на вопросы журналистов, то есть положительно не оценивать своего убитого мужа и его сторонников, не оправдывать и не обосновывать его деятельность.
Реализуя этот эксперимент, А.А. Смирнов констатирует, что такая ситуация соответствует скорее сталинским временам, когда дети врагов народа отрекались от родителей. В контексте же современной политической культуры, по мнению эксперта, неуместно искать в подобных текстах положительные и отрицательные оценки как признаки экстремизма.
К другим примерам публичных высказываний в политической коммуникации можно отнести высказывание «Мы за бедных! Мы за русских!» и соответствующую брошюру ЛДПР, проверявшуюся на предмет наличия признаков экстремизма. Поскольку настоящий момент этих материалов в ФСЭМ нет, можно сделать вывод о том, что в политике допустимо использование лозунгов и программ о преимущественном представлении интересов определенных групп по сравнению с другими.
Игровые тексты.
Игровые тексты по форме близки к художественным, поскольку также обладают ирреальными компонентами, однако не выполняют эстетической функции.
Примером игрового текста служит видеоролик, в котором молодой человек выливает с балкона ведро воды со словами «Вон там внизу стоит хачик. Вон он, черножопый. Вот так берете выливаете на него ведро помоев. хачик замерзнет, подойти, тыщ ему с ноги, и все, он рассыпался и нет хачика». Видео снимается зимой. Никакого представителя некорректно названной в тексте национальности внизу, естественно, нет. Текст функционирует в сети интернет.
По данному делу также было дано два противоположных заключения: первое - о том, что в тексте имеются признаки побуждения к насильственным действиям, второе – о том, что текст имеет игровой характер, демонстрирует ирреальную ситуацию и выполняет коммуникативную функцию выражения собственных негативных установок автора в отношении группы лиц, но не формирования таких установок у адресатов текста.
Таким образом, религиозные, художественные и игровые тексты составляют поле для правозащитной деятельности, хотя, что необходимо подчеркнуть, не выпадают из-под действия закона на основании жанра автоматически и требуют экспертного анализа и приведения аргументов, подкрепляющих позицию защиты.
Обзор подготовлен в рамках реализации социально значимого проекта «Судебная экспертиза по делам об экстремизме – инструмент обеспечения законности и государственной безопасности Российской Федерации»