Юрислингвистическое экспертное исследование: перспективы и пути совершенствования

Сегодняшнее состояние юрислингвистической экспертной деятельности позволяет констатировать факт, что к возможности совершения правонарушений с помощью языка оказались не готовы ни классическая юриспруденция, ни – тем более - классическая лингвистика. Законодатель, обозначив целый ряд преимущественно языковых правонарушений (оскорбление, клевета, распространение порочащих честь, достоинство и деловую репутацию сведений, публичные призывы к изменению конституционного строя и пр.), не продумал механизм реализации законов о такого рода правонарушениях. Поскольку, как утверждают юристы, в делах такого рода «только текст является главным предметом исследования и юридической оценки» [Ратинов А.Р.,1997, с.116], то должна быть выработана целая система работы с текстом, результаты которой, во-первых, будут обоснованы с точки зрения лингвистики и, во-вторых, применимы в юриспруденции. Кроме названных правонарушений, существуют и другие нарушения, которые могут быть совершены посредством языка (языковое манипулирование в рекламных и избирательных кампаниях, использование суггестивных возможностей языка в псевдомедицинской практике и пр.), но право до сих пор не криминализировало их, поскольку не имеет инструментария для обнаружения подобных деяний. На сегодняшний день лингвистическая экспертиза текстов, вовлеченных в юридическую практику в связи со злоупотреблением свободой слова, проводится стихийно. Практически любое экспертное заключение является уязвимым в плане соответствия принципам объективности и полноты экспертного исследования. Потенциальная оспариваемость юрислингвистического экспертного заключения обусловлена несколькими факторами. Обозначим некоторые из них, наглядно проявляющиеся при проведении юрислингвистической экспертизы по гражданским и уголовным делам, связанным с распространением порочащих честь, достоинство и деловую репутацию сведений, с оскорблением и клеветой.

1. Юрислингвистическая экспертиза текстов не закреплена de jure, но de facto проводится повсеместно. Отсутствие юрислингвистической экспертизы в списке канонических экспертиз обусловлено тем, что в настоящее время она находится в стадии становления. Для дальнейшего развития и совершенствования лингвистической экспертной деятельности необходимо совместно с юристами систематизировать опыт современной экспертной деятельности и разработать полную характеристику лингвистической судебной экспертизы, классификацию ее видов, целей, задач, составить список вопросов, находящихся в компетенции лингвистов, - одним словом, вписать юрислингвистическую экспертизу, с одной стороны, в общую систему судебных экспертиз и, с другой, - в систему существующих лингвистических экспертиз. Лингвистические экспертизы – особая разновидность экспертных исследований, объединенных общностью знаний различных наук лингвистического профиля, обслуживающих юридические потребности. Сегодня можно говорить о наличии нескольких направлений (видов?) лингвистической экспертизы, которые различаются по целям, задачам, объекту, применяемым специальным методикам исследования и пр. Одни направления лингвистических экспертных исследований (фоноскопическая и автороведческая экспертизы) традиционно выделяются в классе криминалистических экспертиз, для их проведения имеются профессионально подготовленные эксперты, существуют отработанные методики и пр. Другие направления экспертных исследований - речь идет прежде всего об экспертизе естественных конфликтогенных текстов и экспертизе проектов юридических текстов - до недавнего времени не были востребованы юридической практикой. Осознание места лингвистической экспертизы в общей системе экспертиз, классификация ее видов, научная рефлексия по поводу ее предмета, целей, задач и методов – непременное условие совершенствования экспертной деятельности. Терминологическая, методологическая и пр. разноголосица экспертных заключений обусловлена тем обстоятельством, что на сегодняшний день в России отсутствуют профессионально подготовленные лингвисты-эксперты. Кроме наличия специального образования и опыта работы по специальности, любой эксперт должен иметь подготовку для осуществления экспертной деятельности, которая включает в себя познания о экспертизе как об особом процессуально-правовом институте, принципах ее осуществления, нормативного регулирования, задачах и видах экспертизы, экспертных ситуациях, правах и обязанностях участников экспертной деятельности, методиках разрешения поставленных экспертных задач и т.д. Если эксперты-фоноскописты или автороведы получают специальную подготовку, то эксперты-юрислингвисты ее лишены, что значительно дискредитирует в глазах юристов статус их экспертных заключений. Думается, что запланированный Гильдией лингвистов-экспертов по документационным и информационным спорам семинар – первый шаг на пути решения этой проблемы. Другой, кардинальный путь – профессиональная подготовка лингвистов-экспертов в высших учебных заведениях. На наш взгляд, эксперты должны иметь базовое классическое лингвистическое образование, а также основы юридического. Кстати говоря, Лаборатория юрислингвистики и развития речи АГУ ставит перед собой в числе первоочередных задач открытие на базе филологического факультета АГУ специализации по подготовке лингвистов-экспертов.

2. Назначение любой судебной экспертизы предполагает знание гносеологических возможностей экспертного исследования. Как показывает практическая деятельность лингвистов-экспертов, знания о гносеологических возможностях юрислингвистической экспертизы отсутствуют и в судебной практике, и среди лингвистов. Для того чтобы осознанно назначать и проводить экспертное исследование, необходимо четко представлять себе, с какой целью оно проводится и какие задачи решает. Для решения каждого типа экспертных задач (идентификационных, диагностических, классификационных, реконструкционных), которые решают различные виды лингвистических экспертиз, следует составить примерный перечень вопросов. Юристы не обладают необходимым инструментарием для исследования текста, не владеют лингвистической терминологией и, как следствие, не могут правильно сформулировать вопросы, подлежащие разрешению лингвистами-экспертами. Анализ задаваемых лингвистам вопросов позволяет утверждать, что их разнообразие и бессистемность столь велики, что охватывают сферы этики, морали, права, психологии, а иногда вопросы сформулированы так, что не относятся к компетенции какой-либо науки вообще. Лингвист-эксперт, отвечая, например, на вопрос об оскорбительности того или иного выражения, вторгается в сферу юриспруденции, поскольку понятия оскорбления в традиционной лингвистике не существует. С другой стороны, когда лингвист начинает рассуждать в экспертном исследовании (кстати говоря, предназначенном отнюдь не для языковедов!) о пропозициях, модальностях, диктумах и других релевантных для него понятиях, то отсутствие таковых понятий в праве обусловливает непонимание и, соответственно, неприятие экспертного заключения. Мы полагаем, что необходимо составить как можно более полный (но не закрытый) перечень примерных вопросов, которые, во-первых, находятся в сфере компетенции лингвиста- эксперта, во-вторых, релевантны для разрешения дела по существу, значимы для юристов. Такого рода перечни существуют для любого вида экспертиз, поскольку они очерчивают гносеологические возможности экспертизы и позволяют правоприменителям задавать корректно сформулированные вопросы, лежащие в сфере компетенции эксперта. Среди вопросов, разрешаемых юрислингвистической экспертизой (с учетом предлагаемых в «Цене слова»), к примеру, можно назвать следующие:

1. Содержит ли текст информацию о конкретном лице? (для юристов вопрос принципиально важен, поскольку, во-первых, если в тексте нет информации о лице, то нет и оснований для иска, во-вторых, закон не допускает обращение за защитой чести, достоинства и деловой репутации неопределенного круга лиц)
2. Относятся ли имеющиеся в тексте различные именования лица к одному и тому же конкретному лицу?
3. Можно ли по имеющимся в тексте различным номинациям установить, что речь идет о конкретном человеке?
4. Содержит ли текст негативную информацию о лице?
5. В какой форме – утверждение, предположение – дана эта информация?
6. Как представлена – эксплицитно или имплицитно - негативная информация в тексте?
7. Каково значение слова (в настоящее время или в определенный исторический период)?
8. Каковы устойчивые ассоциативные связи слова?
9. К какому виду лексических единиц относится слово?
10. Допускают ли высказывания неоднозначное восприятие (толкование) с точки зрения их значения?
11. Какова функция кавычек в данном предложении?
12. Какова функция вопросительного знака в предложении?
13. Имеется ли в тексте ненормативная лексика? Какова степень ее инвективности (бранные инвективы, инвективные ярлыки, иронические инвективы и пр.)?
14. Имеются ли в тексте ссылки на источники информации?
15. Имеются ли в тексте цитаты?
16. Дословно ли воспроизведены в тексте высказывания? Если нет, то допущены ли искажения смысла при передаче чужой речи? (для ответа на эти вопросы необходим сравнительный материал)
17. Какому стилю речи принадлежит текст?
18. В каком жанре написан текст и какое содержание предполагает этот жанр (информирование, комментирование, дискуссия, пропаганда, критика, выражение мнения, высмеивание и пр.)?
19. Написан ли текст с индивидуальной манерой изложения и стилем, присущим автору?
20. Каково значение заголовка текста и как оно соотносится с содержанием всего текста?
21. Как влияет на восприятие содержания текста расположение конфликтогенного текста на газетной полосе, его структура и композиция?
22. Каково коммуникативное намерение автора текста?
23. Имеются ли в тексте приемы языкового манипулирования? Если да, то какие?

Итак, наличие перечня примерных вопросов, во-первых, юристам поможет сориентироваться в гносеологических возможностях лингвистической экспертизы, во-вторых, систематизирует лингвистическую деятельность. Если при назначении экспертизы правоприменитель не найдет в списке примерных вопросов, нужный ему вопрос, он может сформулировать его сам. Кроме того, при установлении во время производства экспертизы обстоятельств, имеющих значение для дела, по поводу которых не были поставлены вопросы, эксперт имеет право указать на них в своем заключении в соответствии со ст. 204 УПК и ст. 86 ГПК.

3. Следующая проблема, требующая своего решения, - это проблема понятийного и терминологического аппарата юрислингвистического экспертного исследования. Лингвистика до последнего времени никак не реагировала на возможность совершения правонарушений с помощью языка. Лингвисты вскользь говорили о том, что «язык способен и на «преступные» действия» [Арутюнова, 1988, с.3], но что-то мешало заняться этой темой всерьез – либо отсутствие социального заказа, либо сложность темы, ее пограничность с юриспруденцией. Поэтому в классической лингвистике отсутствуют понятия языковой агрессии, языкового конфликта, оскорбления, неприличной формы высказывания, обиды, языкового манипулирования и многие другие, которые эксплицировали себя с появлением лингвистической экспертизы. Справедливости ради стоит заметить, что и в юриспруденции эта тема не разработана с должной основательностью: сами понятия права не определены достаточно четко. Еще А.П. Чехов писал: «Все мы знаем, что такое бесчестный поступок, но что такое честь, мы не знаем» («Новый мир»,1987, .№ 8 с.189), и, хотя определение основных правовых понятий дано в законе, ситуация с чеховских времен изменилась мало. Для качественного обслуживания лингвистикой юридических потребностей необходимо устранение терминологического разнобоя, который наблюдается, во-первых, в отсутствии коррелирующих юридических и лингвистических терминов, во-вторых, что является следствием первого, в отсутствии единой терминологии, принятой среди лингвистов. К примеру, значимая для юриспруденции оппозиция факт/мнение приобретает в экспертных заключениях самые разные терминологические обличия – событие/оценка, сведения/мнения, информация/оценка, утверждение о фактах/оценочное суждение и пр. Лингвистам нужно договорится с юристами о том, ЧТО и КАК юристы будут спрашивать, не выходя за пределы познавательных возможностей лингвистики, а друг с другом лингвисты должны выработать единый язык юрислингвистического экспертного заключения. Разговор между юристами и лингвистами на доступном обеим сторонам языке существенно улучшит их взаимопонимание, а значит, и качество юрислингвистической экспертной деятельности. Зарождение в глубине общественного сознания языкового права, с одной стороны, и развитие юрислингвистики, с другой, требует сознательного формирования терминологического аппарата, который будет использоваться как в юриспруденции, так и в лингвистике.

4. У лингвистов отсутствуют единые принципы, методы и приемы проведения экспертизы, отсутствует, как мы уже говорили, согласование лингвистических понятий с правовыми, обозначающими юридически значимые обстоятельства для данной категории дел. Лингвисты слабо представляют себе, что судебная экспертиза – это не просто лингвистическое исследование, а особый способ доказывания, строго регламентированный в гражданском и уголовном процессе. Между тем, лингвистическая экспертиза только тогда выполнит свою функцию, когда ее конечные результаты будут содержать юридически значимые выводы, т.е. результаты лингвистического исследования будут соотноситься с зафиксированными в законе признаками состава данного правонарушения. Все существующие сегодня подходы к анализу конфликтогенного текста укладываются в рамки двух стратегий, одну из которых Н.Д. Голев предложил обозначить как формально-семантическую, другую – прагматическую [Голев, 1999]. В рамках первой во внимание берется лишь поверхностный уровень текста: анализируется значение слова, приводятся лексикографические пометы из словарей, происходит намеренное отвлечение от целей, интенций автора конфликтогенного текста, от различного рода коннотативных значений, имеющихся в тексте и зачастую более важных в отношении порождения смысла, чем прямое значение слов текста. Вторая стратегия апеллирует к глубинному содержанию текста, интенциям его создателя, анализу смысла всего текста, а не отдельных его высказываний, что предполагает экспликацию имплицитного содержания. Пока юрислингвистическая экспертиза базируется, в основном, на стилистическом анализе конфликтогенных текстов с опорой на данные толковых словарей, что на самом деле, как мы полагаем, далеко не бесспорно. Доказать наличие оскорбления с опорой на данные традиционных словарей становится практически невозможным, например, в том случае, когда оно построено путем намеков, актуализации нужных автору ассоциаций и пр., т.е. когда нельзя привести словарную статью и имеющиеся при слове пометы. К примеру, суд наряду с несоответствующими действительности фактами признал порочащим деловую репутацию истцов присвоение им – бывшим коммунистам - звания «герои капиталистического труда», основываясь далеко не на значениях слов, а на намерениях авторов политической листовки опорочить деловую репутацию истцов и ассоциативных связях слова «капиталистический», эксплицирующих бытовавшее в обществе мнение об отрицательном характере капиталистического труда. Как правило же, вопрос о функциональной предназначенности конфликтогенных текстов, об интенциях их авторов не ставится по причине отсутствия разработанных экспертных методик, операциональных единиц анализа и пр. Для обнаружения конфликтогенной установки (инвективной интенции) автора текста в экспертной практике возможно использование методики, предложенной А.А. Романовым в работе [Оценка как способ фиксации конфликтоности речевого поведения политика, 2000]: “Анализ речевого материала конфликтных форм коммуникации (публичных политических выступлений и дебатов, «бранных» диалогов и «ругательных», изобличительных публикаций и речей) показывает, что конфликтность личностной установки говорящего (т.е. установки не просто на конфликт с какой-то отдельной личностью в общении, но и конфликтного речевого поведения вообще) проявляется в эксплицитных (явных, очевидных) интенциях, направленных на оценку ( или речевой акт «оценивание») событий, людей и их поступков <…>. В этой связи действие как положительных или, скажем, сверх положительных, так и отрицательных оценок может расцениваться в сугубо коммуникативно-функциональном (лингвопрагматическом) плане, а именно: негативные или очень положительные (например, применительно к непопулярным действиям политика) оценки доводятся до слушающих с целью изменить к худшему их отношение к объекту оценки. И наоборот, положительные оценки своих собственных действий или действий своих сторонников используются для улучшения отношения членов сообщества (слушающих, воспринимающих, читающих и т.п.) к собственной личности» [Романов, 2000, с.84-85]. Романов А.А. на материалах политических дискуссий доказывает, что субъекты речи (участники ситуации) реализуют свою активную позицию в виде оценочных речевых действий, характеризующих другого участника ситуации с негативной, а себя и своих сторонников - исключительно с положительной стороны, «демонстрируя тем самым коммуникативную интенцию на дискредитацию сторонников противоположного лагеря и апологизацию своих сторонников» [Романов, 2000, с.88]. Для юрислингвистического экспертного исследования возможно применение фреймовой методики анализа конфликтогенного текста. Поскольку статьи законов о языковых правонарушениях регулируют определенную сферу человеческих отношений (стереотипные ситуации речевого поведения), то и анализироваться, интерпретироваться, описываться эта сфера должна по определенной схеме, учитывающей важнейшие юридические и лингвистические характеристики. В качестве такой схемы, в качестве единицы познания стереотипной ситуации мы и предлагаем использовать фрейм, в число компонентов которого входят элементы состава правонарушения, характеризующиеся экспертом с лингвистической точки зрения. При таком подходе юридическая схема исследования правонарушения по элементам состава правонарушения - объект – объективная сторона – субъект – субъективная сторона – коррелирует с лингвистической схемой исследования конфликтогенного текста. Для объективного исследования конфликтогенного текста необходимо, на наш взгляд, разработать определенный алгоритм экспертных действий, включающий в сложных случаях проведение эксперимента, нацеленного на исследование инвективного воздействия текста. Все применяемые в настоящее время экспертные методики исходят, по словам Н.Д. Голева, из презумпций классической (структурной, системной) лингвистики, а именно эксперт оценивает инвективное воздействие текста по возможности такого воздействия: «По существу, в таком случае экспертизе подвергается (речевое) средство, но не (речевое) действие в целом» [Голев,2002, с.26]. Речевое действие подпадает под юрисдикцию закона о защите чести, достоинства и деловой репутации лишь потому, что оказывает воздействие. Честь определяется в праве как сопровождающееся положительной оценкой отражение качеств лица (физического или юридического) в общественном сознании. Исследователи указывают, что «унижение чести предполагает, что истец ощущает (или считает потенциально возможным изменение) общественного мнения о себе. Это сознательная дискредитация человека в общественном мнении» [Понятие чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и СМИ., 1997, с. 12]. Судебная практика такова, что оценивает изменения в общественном сознании сам истец. Экспертиза, как мы уже отмечали, оценивает средство воздействия на общественное сознание, а результат воздействия оказывается вне всяких оценок. Ср.: «Как указывает Комментарий к УК РФ, «наличие унижения и его степень, глубину оценивает в первую очередь сам потерпевший»: объективных, тем более операциональных критериев для доказательства того, что «унижение чести» имело место, в законе и текстах права вообще нет» [Понятие чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и СМИ., 1997, с. 12]. Разработка экспериментальной методики оценки результатов воздействия конфликтогенных текстов позволит исследовать наличие изменений в «отражении качеств лица в общественном сознании». 5. Возможность оспорить экспертное заключение обусловлена и тем обстоятельством, что лингвист-эксперт, как мы указывали, опирается в своем исследовании на традиционные лингвистические источники, не предназначенные, по словам Н.Д Голева, для «выполнения юридической функции», не имеющие «законного права» быть основанием следственных и судебных решений» [Голев, 1999, с.45]. Основываясь на принципе состязательности судебного процесса, вооружившись достаточным количеством лингвистических словарей, хороший адвокат может разбить практически любое заключение, в котором эксперт опирается на значение слова и имеющиеся при нем пометы в толковых словарях. Во-первых, выбор словаря в каждом конкретном случае достаточно произволен, как произволен и набор лексикографических помет, используемых в разных словарях. Во-вторых, зачастую одно и то же слово в разных источниках маркируется разными пометами. Кроме того, инвективная функция языка, очевидная и бесспорная, не была предметом исследования лингвистики. Поэтому большинство словарей, задуманных как нормативные, предписывающих, как правильно употреблять слова, не отражают целые пласты лексики, основная функция которой - инвективная. Очевидно, что потенциал инвективного функционирования имеется и у стилистически немаркированной лексики. К примеру, возможность инвективного функционирования слова «козел» не отражена в Словаре русского языка С.И. Ожегова, на который, как показывает практика, наиболее часто ссылаются эксперты. В лексикографической практике отсутствует само понятие инвективности, не разработана система стилистических помет, отражающих инвективное функционирование слова. В экспертной деятельности уже складывается порочная традиция отождествлять в качестве функциональных эквивалентов юридическое по своей сути понятие «оскорбительное слово» и лексикографические пометы «бранное», «презрительное», «разговорное», которые используются в толковых словарях и предназначены отнюдь не для решения экспертных задач. Мы полагаем, что при решении вопроса о том, является ли слово оскорбительным, опора на обычные лингвистические источники вряд ли может быть бесспорной. Суды воспринимают словари как наиболее легитимные источники, однако лишь в одном словаре (Русский семантический словарь. М., 1998 г.) имеется тематическая группа слов «Брань, хула». Это предполагает развитие лексикографии, в частности, разработку специальных юрислингвистических словарей, в которых будет отражен как можно более полно потенциал инвективного функционирования языка. Такого рода словари должны составляться с учетом проекций на юридически значимые обстоятельства употребления того или иного слова. В отличие от нормативных словарей это должны быть словари, специально предназначенные для решения экспертных задач. Обслуживание лингвистикой юридических потребностей рождает новые лексикографические модусы, обусловленные «жесткой» семантизацией юридического языка, о чем писал Ч. Дж. Филлмор, провоцирующей юристов проецировать ее на язык естественный. На наш взгляд, должна быть разработана новая система лексикографических помет (к примеру, «оскорбительное», «неприличное», «негативнооценочное» и пр.), отражающая градацию инвективности. Такой словарь видится нам как тематически организованный, снабженный системой юрислингвистических помет, отражающих такое функционирование слова, которое может иметь юридические последствия. Среди тематических классов слов можно назвать интеллект-инвективы (глупец, болван, дурак), социоморальные инвективы (подлец, мерзавец, хам), полит-инвективы (расист, обструкционист), национал-инвективы (чурки, хачики, жиды, черные), профессионал-инвективы (мясник, коновал, свинопас), зоо-инвективы (баран, осел, свинья), секс-инвективы (голубой ), жаргон-инвективы (вертухай, петух) эвфемизм-инвективы (девушка легкого поведения), каламбур-инвективы ( дерьмократы), мат-инвективы, инвективы-сравнения с историческими одиозными личностями (Пиночет, Гитлер, Берия) и литературными персонажами и пр. В качестве иллюстративного материала для такого словаря необходимо использовать конфликтогенные тексты и данные экспертных исследований. Кроме того, думается, что в юрислингвистическом экспертном словаре должны быть отражены инвективные ассоциативные связи слов, которые не имеют прямой инвективной семантики, но актуализируют негативный смысл в определенном контексте (например, слова некий, какой-то и пр.). Итак, вопрос о необходимости специальных лексикографических исследований, посвященных инвективности как феномену естественного языка, подлежащему юридической регламентации, - это, на наш взгляд, один из насущных вопросов юрислингвистической экспертизы, от решения которого во многом зависит ее совершенствование. В рамках данной статьи мы попытались очертить лишь некоторые проблемы экспертной деятельности лингвистов. Как известно, само осознание проблемы уже содержит потенциальные пути ее решения - реальные шаги по совершенствованию юрислингвистической экспертизы зависят от дальнейшего конструктивного диалога лингвистов и юристов. Литература Голев Н.Д. Юридический аспект языка в лингвистическом освещении // Юрислингвистика – 1: проблемы и перспективы: Межвуз. сб. научн. тр. / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 1999. Голев Н.Д. «Герой капиталистического труда» – оскорбительно ли это звание? (О двух стратегиях прагматического анализа текста как объекта юрислингвистической экспертизы) // Юрислингвистика – 1: проблемы и перспективы: Межвуз. сб. научн. тр. / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 1999. Голев Н.Д. Об объективности и легитимности источников лингвистической экспертизы // Юрислингвистика – 3: Проблемы юрислингвистической экспертизы: Межвуз. Сборник научных трудов. Барнаул, 2002. Жельвис В.И. Слово и дело: юридический аспект сквернословия // Юрислингвистика – 2: русский язык в его естественном и юридическом бытии: Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 2000.. Колдин В.Я. Экспертиза как инструмент права // Проблемы юридической техники: Сборник статей под ред. В.М. Баранова. – Нижний Новгород, 2000. Колкутин В.В., Зосимов С.М., Пустовалов Л.В., Харламов С.Г., Аксенов С.А. Судебные экспертизы.- М., 2001. Ратинов А.Р. Когда не стесняются в выражениях…// Понятие чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и СМИ. – М., 1997. Романов А.А. Оценка как способ фиксации конфликтности речевого поведения политика// Политический дискурс в России –4: Материалы рабочего совещания (Москва, 22 апреля 2000года ) // Под ред. В.Н.Базылева и Ю.С. Сорокина.-М.: Диалог- МГУ, 2000. Понятие чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и СМИ. – М., 1997. Цена слова: Из практики лингвистических экспертиз текстов СМИ в судебных процессах по защите чести, достоинства и деловой репутации / Под ред. Проф. М.В. Горбаневского.- М., 2002. Юрислингвистика – 1: проблемы и перспективы: Межвуз. сб. научн. тр. / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 1999. Юрислингвистика – 2: русский язык в его естественном и юридическом бытии: Межвуз. сб. науч. тр. / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 2000. Юрислингвистика – 3: Проблемы юрислингвистической экспертизы: Межвуз. Сборник научных трудов / Под ред. Н.Д. Голева. Барнаул, 2002.

Выходные данные статьи: Матвеева О.Н. Юрислингвистическое экспертное исследование: перспективы и пути совершенствования // Теория и практика лингвистического анализа текстов СМИ в судебных экспертизах и информационных спорах: Материалы межрегионального научно-практического семинара. Москва, 7-8 декабря 2002 г.